С этих стихов начался путь — путь поиска человеческой доброты, поисков смысла и понимания боли мира. В них — первые шаги автора в поэтическое пространство, ещё зыбкое, местами наивное, но уже живое и честное. Стихи 2015−2016 года полны интуитивной попытки ухватить суть самых разных переживаний: от философской печали и патриотических размышлений до любви, скорби и внутреннего роста.
В "Добродушном" слышится вера в скрытую теплоту человеческой души. Это стихотворение задаёт тон всему периоду — наивно искренний, немного мечтательный. В "Северодвинске" — почти гимн промышленному Северу, уважение к труду и истории, попытка вплести географическое в поэтическое. Тон резко меняется в "Трагедии 25.12.16″, где пронзительная скорбь передаёт чувство утраты и бессилия перед страшной случайностью. Это произведение — один из первых шагов автора к гражданской лирике.
Цикл стихов о любви («Первой любви», «Разговоры о любви», «Представь хоть на миг») наполнен метаниями, сомнением, страстью и нежностью, предчувствием разлуки. Интонации здесь не всегда ровные, но оттого — живые. Даже ироничное «Предсмертное обращение бывшего пирата» содержит за маской легкомыслия мысль о перемене и внутреннем очищении. «Невидимка" — один из самых сильных текстов того периода: в нём автор впервые по-настоящему выходит за пределы собственного мира и всматривается в другого, в "невидимого» человека, которого общество избегает замечать.
Эти стихотворения — как первые штрихи по белому холсту. Порой они будто несовершенны, иногда наивны, но именно в них — начало индивидуального поэтического мышления. Здесь уже рождается голос, способный в будущем стать по-настоящему сильным и многогранным.

Есть в мире черствые и вредные,
Но я не верю в это.
Бывают те часы победные,
Когда всё в мире этом слепо.
У каждого в душе сидит хоть кто-то добродушный:
Поэт, писатель иль романтик
Красивый, милый и радушный!

Северодвинск, как много в этом слове:
Здесь Молотовск и Судострой,
Здесь люди настоящей русской крови,
Здесь север с атомной чертой,
Здесь пароход «Иван Коляев»
Броздит по Северной Двине.
И в море лодки направляет,
Чтоб помогать родной стране.
Здесь моря белого глубины
Кормили наш народ давно.
Здесь имя русской субмарины
Теперь в века заведено.
Здесь наш рассказ и оборвался
Ведь дальше ходу людям нет.
Вот вход в «Севмаш» нарисовался,
Он тайна много-много лет.

Как страшно лететь в самолёте,
Которому жизнь не дана.
Как страшно находиться в полёте,
Которому смерть суждена.
Но люди садятся, летают
Не зная, что дальше их ждёт.
Сидят, веселятся, болтают.
И каждый снижаясь поймёт:
Уйдут ли они из жизни
Иль живы будут потом.
Произошло так у нас, на отчизне:
Пронзившись адским мечом,
Погиб самолёт с журналистами
Оркестром и доктором Лизой…

Порой мне кажется, что жизнь полна обмана.
Что нету в ней ни красок, ни тонов.
Что нету в мире настоящего гурмана,
Который сможет различить хоть несколько сортов.
Мы расстаемся, навсегда, мы расстаемся!
Хотя не верю я во всю людскую чушь,
Но верю я в одно — мы обязательно сойдёмся,
Пройдя для этого и горы, и лесную глушь.

Прощай, бутылка рома, ты ужасна.
Прощай и нож стальной, ты устарел.
Конечно, жизнь пирата так прекрасна,
Но что-то я сегодня подобрел.
Не хочется идти сегодня в море,
Не хочется мне грабить корабли.
Я погрузился в каменное горе,
Нарушил я закон. Тогда пали,
Но прежде я скажу слова свободы,
Слова добра и истинных путей.
Я был пиратом вековые годы,
Порой я слушал мировых судей.
Я был плохим, сегодня изменился.
Я подобрел и повзрослел чуть — чуть.
Мой дух войны сегодня испарился,
Ветра разбоя перестали дуть.
Я понял: суть обычной, смертной жизни —
Творить добро и радовать людей.

Как странно, очень странно, очень странно
Я был с тобою счастлив года два назад.
Но время утекает, а прошлое туманно
И я ищу к тебе дорогу наугад…
Ищу, ищу уж выбился из сил.
Дорогу снегом замело как будто
Ищу по сердцу, но его разбил
Твой нрав и стукнула последняя минута
Минута стукнула, и я упал на снег
На теплый снег, на снег воспоминаний.
Но он растаял и начали свой бег
Отрывки тех счастливых дарований.

Как мы можем убрать знамёна?
Как можем скрыть наше гражданство?
И пройти пол стадиона,
Чтобы просто занять пространство!

Сегодня спою вам песню, которую пел я уже…
Поётся она в своём роде и падеже.
Она об одном райском доме в любой точке земли
Посвящена эта песня райскому дому — любви.
Там делятся между всеми радость и грусть,
Да, ссоры бывают, но это пропустим. И пусть…
Все ссоры кончаются миром и забываются вскоре
А если нет — дом рушится постепенно в раздоре,
Но если всё в доме нормально, то нету ему конца.
Там предположим растёт поколенье молодого юнца.
Бабушка балует внуков, прабабушка защищает с небес.
Дедушка учит футболу, прадедушка дал к нему интерес.
В общем семья подрастает, растёт поколенье юнцов.
Началась эпоха юных и взрослых творцов:
Один играет в театре, другой пишет стихи,
Третий проповедует в храмах и исцеляет грехи.
Они растут вместе с богом — и он охраняет их…

***
Как я люблю смотреть в твои глаза,
В два лучика чарующего солнца.
В них всё: и ясность — небеса,
И красота морского донца.
В них мир, который не видать
Простому человеку дважды.
А тот, кто любит будет вспоминать
И видеть в них прошедшее однажды.

***
Увы, как больно вас любить,
Любить и видеть в вас подругу.
Больней лишь чувства погубить
И на плечах нести разлуку.
Больней лишь всё в миг потерять,
Уйти в монашескую церковь.
И там тихонько горевать,
Не видя жизни фейерверков.
Как больно мне порой любить,
Всю жизнь идти за вами следом…
Себя в обратном убедить,
Укрыться равнодушным пледом.

Представь, хоть на миг,
Представь, что она ушла.
Ушла просто так, без интриг.
Нет, она тебе не лгала.
Нет, она не упряма,
Ты просто так захотел.
Закончилась мелодрама!
Ты даже не прилетел…
Ты думал, что будет легче?
Без очереди в магазин,
Без длинной, но острой речи:
«Какой же ты, Ваня, кретин».
Нет, легче не стало,
Ты вспомнил её слова:
О том, как долго искала
Такого мудрого «льва».
Ты вспомнил её заботу,
И слезы из глаз потекли.
Да к чёрту эту свободу!
И ноги тебя понесли…

Широкая, активная улица
И все куда-то спешат,
А на краю невидимка студится
И руки его дрожат.
Сидит он в одной футболке
И старых равных штанах,
В руках держит часть «Комсомолки»
И слезы стоят на глазах.
Он смотрит задумчиво, тихо,
Как будто бы ищет людей,
Что не примут его за психа
И не кинут в него камней.
Но люди в тёплых дубленках
И куртках уютных своих
Не видят в его слезинках
Бед особо больших.

Стихотворения 2017 года — это заметный переход от юношеской непосредственности к попыткам осмыслить глубже: одиночество, прошлое, общественные противоречия, боль утрат и силу любви. Это своего рода поэтический дневник, наполненный искренними признаниями и философскими вопросами.
Одиночество становится не просто темой, а целым состоянием: то принимаемым, то отрицаемым. В стихах чувствуется, что автор уже не столько ищет сочувствия, сколько осознанно разделяет переживания. Военная история глазами ребёнка — кульминация гражданской лирики этого периода. Здесь память становится голосом, через который звучит правда прошлого и боль выживших. В то же время поэмы вроде «Истории» или «Ты — корабль» неожиданно интимны: они полны воспоминаний, мечтаний и метафор, связывающих личное с универсальным.
Любовная лирика 2017 года — это уже не просто чувства, а разрыв с прошлым, утрата, недоумение перед переменами. В стихотворении «К*» любовь сравнивается с природой, луной — с чем-то прекрасным, но недостижимым. Это романтика, в которой больше боли, чем восторга. В поэмах «Отец и сын» или «Марионетка» чувствуется забота об этике, социальной справедливости и месте человека в мире, где «все марионетки».
Одним из самых трогательных произведений стал гимн уходящему детству: «Детству» — крик души, желание задержать безвозвратное. Здесь поэт уже не только наблюдатель, но и деятель — он пытается договориться с временем, выторговать себе чуть больше света в грядущей взрослости.
Этот год стал годом углубления. Всё ещё звучит наивность, но она уже граничит с иронией. Всё ещё чувствуется романтизм, но он сочетается с резкими социальными нотами. Это этап, на котором голос поэта становится заметнее, глубже, многограннее.

Одиночество это даже полезно!
Оно заставляет мыслить тебя.
А знаешь, скажу тебе прямо и честно:
Одиночество — время, что есть у меня.
Одиночество может быть ласковым, нежным,
А может терзать до последнего дня…
Одиночество больше не сделает прежним.
Одиночество стиль, время, цена

Не знаю, ничего не знаю.
Я не могу ответить вам,
Как происходит, что караю
Свою я жизнь и тут, и там.
Да, своенравен и критичен,
Возможно, в меру эгоист,
Но в жизни очень прозаичен
И, кстати, добрый альтруист.
А мой характер не из легких,
Когда узнаете о нем
Я не хочу услышать звонких:
«Вы оставайтесь с ним вдвоем».
Конечно, нас пошлют подальше.
И скажет этот белый свет:
Что в ихнем мире нету фальша
И матам тоже места нет.
Что правила все соблюдают
И моют руки на обед,
А не от правил лишь сбегают
Туда, где их не видит свет.

«Наш мир жесток, а мы всего лишь дети!» —
Сказал мне мальчик лет так девяти:
«Участвовали мы в военной эстафете,
Могла она сто жизней унести.
Мы ползали тогда и по окопам
И помогали взрослым мастерам.
У нас сочилась утром кровь по стопам,
А ночью мы прижавши руки к ртам
Рыдали тихо, чтоб нас не услышал
Солдат немецкий и не расстрелял.
Рыдал и тот, кто мать свою прослышал,
И тот, кто просто вспоминал.
Рыдали все на ратном поле,
А утром взявши все в кулак.
Входили снова в свои роли
И воевали на тощак.
Мы ели редко. Только крошки,
Объедки, проще говоря.
Но не ложились наши ножки
За родину с утра стоя.»
Сейчас ему уж девяносто,
Но вспоминая ранний бой
Он плачет, объясняя просто:
«За родину стоял горой!!»

Ты была, любимая, мгновеньем,
В сердце вспыхнула и сразу же потухла.
Ты была волшебным появлением,
Доброго и любящего духа.
Ты природа, что лаская душу,
Приближаясь медленно и верно,
Никогда не вылезешь наружу,
Отступая также постепенно.
Ты луна, что освещая путь,
И показывая путнику дорогу,
Даже если выведешь на суть,
Не допустишь к своему порогу.

Комната, чуть приглушен свет.
Сидишь ты за столом угрюмый
И в слух читаешь Ленинский обет.
Вокруг же мир совсем бесшумный.
Ты тратишь время на него,
Читаешь внятно и понятно.
И не учесть нам факт сего,
Становится не вероятно.
Ты тратишь время в пустоту!
Да, ты читаешь по урокам,
Но эту скуку, маяту
Нам не успеть к конечным срокам!
Ты тратишь время не на то…
Возьми лишь то, что пригодится,
И будешь ты потом, зато
В институте успешно учится.

Все мы можем носить парики
И скрывать наши чувства, эмоции.
Надевать на себя пиджаки
И читать корабельные лоции.
А не лучше быть в жизни собой:
Поиграть, пошутить, веселиться?
Жить обычною жизнью, простой,
Не забывая попутно учиться.
А закроешь дорогу в детство,
Так веселье прогонишь прочь.
Но я знаю такое средство,
Что тебе может в этом помочь!
Улыбнись и посмейся звонко,
Чтоб услышал весь белый свет,
И скажи, намекая тонко:
«Не забуду дорогу, нет!»

Он не простил; Его же любили…
Он не признал, не верил в отца…
Сколько людей его попросили:
«Приедь, поддержи своего старика!»
Он все сердился и сбрасывал трубку…
Сердце любило; но гордость взяла!
Жене он купил телевизор и шубку,
Но позабыл своего старика!
Который один за пустынным столом
Кормил невидимок и с ними общался…
Стол для него был обычным послом:
Он так за сына руками держался!
Он плакал. Любил. Говорил. И страдал.
Один одинёшинек, дома, на кухне…
Он в этом поддержку когда-то искал,
Но свет очага со временем тухнет…

Светит солнце. Лай собачий.
Крик весёлый у ребят.
Утро наступило значит,
По сугробам все сидят…
Все лопаты взяли в руки
И капают целый день!
Через три часа иль сутки
Будет горки видна тень!
По ватрушкам все расселись,
С горки молнией летят…
Потеплее все оделись,
Больше времени хотят!

Не говори, что ты не можешь!
Не говори мне это вслух!
Ты просто этого не хочешь!
Тебе ловить бы только мух!
А если захотеть и взяться,
То можно мир перевернуть!
В кино у «Голливуда» сняться
И жизнь по-своему встряхнуть!

Куда бежишь? Куда летишь стрелою?
Что ищешь и куда ты держишь путь?
Остановись! Побудь ещё со мною!
Облокотись в мою окрепшу грудь!
Нет! Не пущу, ты даже и не думай!
Нет! Не оставлю, рано мне взрослеть!
Ты мне нужно, ты что-нибудь придумай,
Ну что молчишь? Пожалуйста ответь!
Нет не молчи! Не рви мне душу, сердце!
Скажи, что не уйдёшь и в сердце притаись.
Я буду рядом! Буду рядом… Греться!
Не принуждай сейчас нам разойтись!
Не принуждай, прошу тебя, родное!
Все, что угодно, только рядом будь.
Ты — детство… Ты — романтика… Святое!
И серое ты можешь оттолкнуть!
Я без тебя собой уже не буду!
Решай! Решишь — то можешь уходить!
Я без тебя свободу позабуду!
А после не смогу тебя простить!

Когда сошлись два круга ада,
Когда во тьме померкнул свет,
Когда растения из сада
Повяли, чувствуя весь гнет.
Когда подул холодный ветер,
Когда сошлись слуги вокруг,
Когда конфеты все в буфете
Закончились, к несчастью, вдруг.
Из тьмы выходит Николаус.
Святой наш Николай, наш друг.
Он Православный Санта Клаус,
Летает в окруженьи слуг.
С ним ходят вместе слуги ада,
Они хранят его всегда.
Завяли все растения сада,
Не насовсем, не навсегда.
Но после тьмы, но после бури
На утро солнце восстаёт.
Из снега белоснежны кудри
Зима развесила, поёт.
И скоро в башмаках подарки
Находят дети поутру.
Кто плохо вёл — находит скалку,
А также уголёк, кору…
Святое Рождество… Святое…
Оно хранит в себе закон:
Чтоб поколенью молодому
От сказки был большой поклон!

Я выключил домофон, закрыл за собою дверь.
Я больше не нужен, все, я в мире своём поверь!
Взявши листок и ручку, я что-то начал писать,
Никто мне в этом больше не будет теперь мешать…
Порывшись в своих документах, доставши оттуда письмо,
Я начал читать и вспомнил, как в парке ел эскимо.
Оно было холодным, но в жаркий июльский день
Прохладой лишь отдавало, словно от дерева тень.
Я был не один, а с кем-то! Как будто
Кто-то меня обнимал, но как наступило утро
Забыл и больше не вспоминал. Зачем?
Забыл и все… уже навсегда! Насовсем!
Но письмо меня возвратило в тот день,
Когда я лежал и меня укрывала тень.
Я был не один, я вспомнил её глаза…
Как одиноко и важно из них катилась слеза:
«Вы лежали без чувств, и я помочь подошла.
А вы все лежите, я чуть с ума не сошла»
«Девушка милая, со мною все хорошо:
Мне и тепло, и уютно, и очень свежо»
«Вам надо в больницу: провериться у врача»
Я просто отвёл глаза, протяжно молча.
«И все же давайте я вас провожу.
Вы немного не в духе, как я погляжу»
Она проводила. Меня осмотрели, сказали,
Что дали лекарство и чтоб поскорее забрали.
«Я прочитала» — сказала она, отдавая бумаги.
Там был роман: рыцари, поцелуи и шпаги.
«Ну как? Не понравилось?» — я засмеялся.
«Очень понравилось» — я даже замялся…
«Только немного по-детски описано».
«Понял, с печати значит все списано».
Прошёл возле мусорки, туда положил
И дальше пошёл, я куда-то спешил…
«Постойте» — сказала она, побежавши за мной,
Роман почему-то перехватила с собой…
Она догнала, и мы провели целый день…
Но ей уж пора… Заждалася родная Тюмень.
Вот что значит любовь! Вот, как пытают чувства!
Порою это симптом безрассудства!

Панорама мира это ты.
Это всё, что связано с тобою:
Это все твои заветные мечты,
И корабль, бегущий от прибоя.
Ты-корабль, что убегает вдаль,
Не жалея никого за бортом.
Ты, корабль, не ведаешь печаль.
Непреклонна даже перед лордом.
Ты — корабль, скучаю по тебе
И боюсь забыть тебя на веки.
Ты идешь по волнам и судьбе,
Завтра ждать тебя уж будут греки.
Ну а я побуду в стороне,
Посижу на пляже, помечтаю
О твоей сложившейся судьбе…
На твоё я счастье погадаю.

Она росла среди собак.
Она им только доверяла…
Она жевала в поле мак,
И бегала везде играла…
Она жила среди собак,
Ей дома жизни не давали…
Она не надевала фрак,
Но стала вожаком для стаи.
 «Она жила среди собак»
Такое грустное названье.
Она не знает слово «лак»
Собакой быть её призванье…

Чистый лист — белоснежен ли он?
Пусть на нем нет следов и помадки,
Но не чист он и это закон!
Остаются царапины, складки…
Как известно себя не изменишь…
И хоть как ты лист отчищай,
Ты историю вмиг не заменишь,
И не сможешь сказать ей «прощай».
Изменить тебя смогут лишь люди,
Дополняя листок, ведь друзья —
Это лучшие в мире всем судьи
И судьба — отменный судья.

Он марионетка. Ты марионетка.
Все марионетки мы, друзья.
«В нашем мире ценность — то монетки
Сложно оценить» — Гласит судья.
Важно помнить, что за деньги можно
Все купить, но надо ль продавать?
Выполнишь заданье ты возможно,
А суду кто будет отвечать?
Кто купил, с того все взятки гладки,
Оштрафуют максимум и все.
А твои потом смотреть припадки:
«Как посадят? А кого ещё?»

Я сплю и снится мне дорога
Сквозь лес и сень берёз
Иду и вижу дом. С порога
Встречает мир моих же грез,
Но не ведёт туда дорога,
Она ведёт меня сквозь лес,
И не увижу я порога,
Меня не отпускает бес.
Идём и видим речку слева,
Она, холодная, журчит
Когда-то там купалась Ева,
Но дьявол снова заворчит,
И речку мы проходим мимо,
Не видеть мне святой воды.
О, мы нашли на ветках сливу,
Но бес кричит: «Поешь травы!»
Пора противиться дурному!
Зачем ему лишь потакать?
Пора идти, идти к родному,
А не плохое лишь искать!

В 2018 году поэтический голос становится более уверенным, ироничным, а порой и вызывающим. Автор все чаще вступает в открытый диалог с обществом, с внутренними переживаниями, с читателем — и даже с программированием, как в сатирической сценке «Диалог поэта и программиста». В этих строках мир предстает не только как объект наблюдения, но и как пространство борьбы: за право быть услышанным, за тишину, за истину.
Темы одиночества и тишины проходят через множество стихотворений этого года — от «Ночной тишины» до пронзительных монологов в «Закрытой двери». Но тишина здесь — не только спасение, это ещё и отчуждение, невозможность быть понятым. Поэт вступает в спор с шумом эпохи, с её суетой, и требует у мира паузы, внимания, пространства для себя.
Социальная лирика звучит резко: «Дорогие мои журналисты» — прямой вызов манипуляциям, «Предатель Солженицын?» — яркий пример обороны исторической памяти. И при этом сохраняется глубокая личная лиричность: стихотворение о бабушке пронизано грустью и теплотой, ностальгией и живой болью утраты.
2018 год — это год диалогов. Поэт вступает в разговор с классиками и современниками, с детьми и метеоритами, с ангелами и внутренними демонами. Это попытка не просто высказаться, а быть услышанным и услышать другого. И эти стихи, несмотря на грубоватость формы или юношескую максималистичность, живут внутренним огнём — тем самым, что помогает преодолеть и шум, и тьму.

Один. Совершенно один
Ты идёшь по зелёному полю.
Как когда-то писал Карамзин:
«Дай ты чувствам дорогу на волю».
Ты откройся природе душой
И излей свою тяжкую долю.
Пусть она улетит в мир большой,
Открывая дорогу на волю…

Безбожная и старая натура
Работает наставником детей.
Она как пожелтевшая текстура,
Давнее творение кистей.
Она была когда-то молодая,
Блистала красками и радовала глаз.
А с возрастом становится простая,
И зло ее срывается на нас:
Она кидает нам в лицо тетрадки.
Шипит змея, и злится каждый день,
И злободневные припадки
Скрывает ангельская тень.

Моя душа летает в небесах,
Пока скелет находится в неволе.
Я от природы истинный Казах:
Хочу свободу, может на «Гастроли»?
Хоть съезжу в Крым, объеду весь Кавказ,
На верх Урала заберусь парадно.
Построю дом, куплю себе КАМАЗ,
И буду жить свободно я и славно.
Пока что я учусь. Жива моя мечта:
Пуститься вольным ветром по округе.
«Ты мне не нужен» — молвит маята.
И вы мне тоже, городские слуги

Программист:
Поэт — глупец, а стих — пустая трата.
Вы пишете для галочки своей,
Чтоб получать побольше в жизни злата!
Не видел я людей ещё глупей!
Я напишу, создам и наваяю
Тебе стихов на 10 лет вперёд!
И в них ножом судьбы я покараю
Жестокий, алчный весь народ.
Поэт:
Ты программист, жесток и некультурен!
Не знаешь ты свободы языка!
Язык поэта — ярок, бесцензурен,
А речь его красива и проста.
В стихи он вкладывает чувства,
Переживание, занудство, всё беспокоюще его.
Программист:
И он печатает занудство?
Я умираю! Хохочу!
Спасайте живо — ведь умру!
Поэт:
От смеха, сударь, не умрёте!
Вы и смеётесь, впрочем, зря!
Программист:
Ещё скажите, что спасёте
Стихами мир от упыря!
Поэт:
Народ спасёт — поэт направит!
Я вам клянусь душой своей,
Что лишь поэт народ возглавит!
Заставит их идти смелей!
Программист:
О, что за магия такая?
Что может в бой направить всех?
Поэт:
Поэта слово! Речь лихая!
И вера твёрдая в успех!
Программист:
Скажи поэт мне честно только!
Ты врешь когда-нибудь в стихах?
И за заказ срываешь сколько?
А деньги носишь ты в мешках?
Поэт:
Смешно! Поэт богач — миф бесконечный…
Мы бедны и правдивы навсегда!
Наш образ жизни вовсе не беспечный!
С богатством не писал бы никогда!
Мы пишем — изливаем нашу душу.
Мы говорим — мы веруем сердца.
Живём и пишем: и в жару, и в стужу,
А если ты читаешь: молодца!

Дайте мне посидеть в тишине!
Я не хочу слушать больше гама!
Я не хочу быть зажатым в клешне!
Что вам всем от меня ещё надо?
Вас не устроило что-то во мне?
Или вы просто придраться решили?
Дайте мне посидеть в тишине!
Вы же вроде куда-то спешили?
Да хоть убейте! Нужна тишина!
Я не хочу слушать ваш больше голос!
Да! объявляйте! давайте! Война!
Не прорастет ни один больше колос!
Дайте мне посидеть в тишине!
Я не хочу суету — поверьте!
Она и так проживает во мне!
А не нравится что — убейте!

Шум кругом! Он разрывает уши!
Всё галдят, кричат, орут вокруг!
Шум кругом! Он беспокоит душу!
Суета — одна из томных слуг…
Дайте мне спокойную свободу!
Дайте тихую минутку у костра!
Я хочу сидеть, внимать погоду!
Не сожжешь меня народная искра!
Шум людской тяжёл и непонятен,
Он лишь звук, чернеющий в дали…
Всё галдят и голос их невнятен.
Господи! Ты мир угомони!
На минутку, две, на целый час…
Просто в тишине побыть знакомой.
А потом и самый громкий глас
Будет для меня обычной нормой.

Прохладный, свежий ветер дует мне в лицо,
И я иду тихонечко гуляю.
Уж ночь, пустынное крыльцо.
Я дверь железную тихонько отворяю.
Такая тишина вокруг меня,
Она ласкает и целует уши.
И я иду, тихонечко ценя,
Момент, когда не надо надевать беруши.

Предатель Солженицын? Вы чего?
Подумайте своими головами!
Предатель! — да ещё и про него!
Что правит вашими устами?
Что правит вашей головой?
Чего придумали вы снова?
Иль вы играете судьбой
И создаёте Казанова?
Он не писал против страны!
Он не писал против народа!
Он не искал ничьей вины,
А вы придумали тут с хода!
Зачем вам нужен клич вины?
Клич безрассудства? Клич порока?
Зачем клич непростой судьбы
В клич лишь предательского рока?

Привет, как долго не решался написать.
Не верил я, что ты уже не с нами!
Как много нужно мне тебе сказать…
Глаза уже наполнены слезами.
Твоя утрата — камень на груди!
Ты помогала мне всегда советом.
Сейчас все в прошлом, позади,
Но я пишу тебе с приветом!
Мне очень трудно говорить!
Я видел дни последней муки!
И знаешь, не могу судить,
Но у меня трясутся руки!
Как? Было больно умирать,
Когда прожил на свете столько?
Поверь мне трудно отпускать
И сердце вновь забилось колко!
А помнишь я звонил тебе
И на глазах стояли слезы?
Ты рассказала о судьбе
Ненужной, маленькой мимозы.
И слезы этим удаля, пообещала:
Жизнь — дорога.
И приведёт она, сказала,
К ступеням нужного порога.
А там и час твой в миг пробьёт!
Ты будешь нужен, я не спорю…
Тебя и слава не убьёт!
Не подчинишься ты и горю!
Дорога — жизнь, а смерть — преграда…
Прощай мой верный друг, прощай!
И пусть посмертная награда
Украсит путь и там, прощай!

Чёрный фломастер достался ребёнку.
Он был последним, лежал на столе.
Нарисовал тот красиво девчонку
И подписал «Нет предела золе!».
Чёрным ты тоже рисуешь красиво!
А предрассудки все выкини вон!
«Чёрный не цвет!» — скажут пугливо.
Чёрный — не цвет! Чёрный — герой!

Тёмная улица, свет фонарей…
Иду одиноко в холоде мрачном.
Будто мишень для голубей
Иду я один, дорогою дачной.
Если поэт — то явно несчастен!
Если поэт — зазнайка, придурок!
Если поэт, то неудачник!
Если поэт, то слишком он хмурок!
Если поэт… То это не значит…
Если поэт… То не судите…
Пусть это вас не озадачит,
Лучше другой дорогой идите…

Устал идти я по ночной дороге,
Где только свет луны мне освещает путь.
Запутался и я, запутались и ноги,
Но мне в пути и очей не сомкнуть.
Не вижу озарения я, света.
Не вижу дома, где в конце пути
Я буду принят с наступлением лета,
Поэтому не близко мне идти.
Иду на свет, а он все дальше, дальше…
Пойду назад — лишь потеряю путь.
Остановлюсь — погибну в мире фальши,
И от того, что в грусти я рехнусь.

Закрытую дверь я устал открывать.
Ты с той стороны, а я с этой в неволе.
Казалось бы, надо учиться прощать,
Но страх ошибиться в одном этом слове,
Друзьям никогда не даёт уступать.
Дорога закончилась, дверь заперта.
Ты с той стороны, а я с этой в неволе…
Казалось, что жизнь моя прожита,
Но надо идти, надо двигаться что ли!
И вновь началась моя маета,
И вновь я хожу в разбитом мгновении,
И вновь в дверь стучу, а в ответ тишина,
И вновь я сижу… В моих мыслях сомненье:
То ли я сделал? Моя ли вина?
Может быть, гнев взял меня в подчиненье?
Может быть все, но закрытая дверь
Мне никогда не подскажет ошибки!
Время прошло, на пороге апрель…
Дверь отворилась, лицо все в улыбке…
Но… Не поёт за порогом свирель…
Там не встречает твой голос прелестный,
Там тишина…! За порогом апрель…
Город ночной, россиянам известный.
Там не поёт уж родная свирель…
Там не родной я и вовсе не местный…

Современник:
Послушай, друг, послушай мой товарищ,
У классики почета нынче нет.
Хотя на троне сотню лет уж правишь…
Мне уступи, даю тебе совет!
Классик:
Не уступлю, хотя держусь и слабо!
Меня должны все знать и уважать!
Мне двести лет хотя бы ещё надо
И будут классику все снова почитать!
Современник:
Ты заберёшь мои труды все старые
И классикой их просто назовёшь…
И будут их читать глаза усталые,
Которых вековым уж не займешь!
Классик:
Послушай, сударь, классик не стареет!
Его все любят, уважают, чтят!
Его коллекции на полочках пестреют!
В его трагедиях все как один скорбят!
Современник:
В твоих трагедиях?! Нет, не смеши меня!
Они написаны, все, как одна, при мне!
Ты слишком чтишь, не думаешь, себя?
И льстишь, старик, переборщив, себе.
Классик:
Меня бы не было — твоё бы умирало!
И мир не знал бы всех твоих трудов
Я кладовая, все храню, как надо!
И продвигаю только до высот!
Современник:
Ну ладно друг, не буду тратить время…
Мне создавать — тебе потом хранить.
А то начнётся тут сейчас дилемма
И мы не сможем все остановить!

Метеориты завидуют звездам,
Что не умеют они так сиять.
Метеориты завидуют звездам,
Что не умеют людей покорять.
Метеориты завидуют громко,
Громко крича и ругая успех!
Звезды идут и тихо, и робко,
Не ускоряясь, не нужен им бег!

Поезд. Снова я в дороге,
Ночь уже, вокруг все спят.
Вижу: ангел на пороге
Ждёт меня, слегка помят.
Крылья сломаны, не может
Он взлететь, проведать мир.
И свой нимб уже не сложит
Пред тобой, мой верный сир.
Он уже давно не в силе,
Он уже давно не тот,
Кто когда-то в целом мире
Мог вершить судьбу: «Банкрот!»
Кто когда-то был всевластен,
Кто зазнался, много врал,
Кто когда-то был так страстен,
Что без умысла стирал
Города, людей и судьбы.
Все страдали с ним давно:
Войны шли, а он ел бульбу,
Был пожар — смотрел панно.
Бесхарактерный, но властный
Он не правил, но любил.
В замках жил с любовью страстной,
Много жизней погубил.
Не взлюбили силы неба,
Ангела послали прочь…
И теперь он ради хлеба
Всем готов всегда помочь.
Не взлюбили силы неба,
И сменили всю судьбу
И теперь он ради хлеба
Круглы сутки во хлеву.

Дорогие мои журналисты,
Что ж вы врете или молчите?
Дорогие мои журналисты,
Вы хоть раз у народа спросите:
А хотят ли они слышать ложь?
А хотят ли таким подчиняться?
Не четвёртая власть, а вошь!
Грех с такими даже связаться!
Говорят умолчать — вы молчите,
Говорят забыть — забываете,
Только вы от народа бежите
И прекрасно все это знаете!

Минует жизнь, минует слава,
Его величество храня.
Минует мнимая отрада
И кресло — крепкая броня.
Он умер, больше не вернётся,
Но не затмит огонь в сердцах
Тот труд, что с нами вновь проснется,
И зазвучит у нас в ушах.
Что нас заставит встрепенуться,
Поверить в лучшее и вот
Наш мир изволит вновь проснуться:
Творить шесть дней, жить без суббот.
Ах, Стивен, Стивен, вы прекрасен!
Писать для взрослых и детей
И так, чтоб каждый труд был гласен:
Не каждый столь больших кровей!
Вы папа Джорджа, тайн вселенной.
Вы физик, дел своих гуру.
И мы с поклоном столь почтенным
Проводим в путь вас по миру.

С этих стихов начался путь к внутреннему созерцанию, тонкой иронии и попытке сохранить свет в эпоху перемен. Поэзия 2019 года отмечена разнообразием интонаций и тем — от ностальгической привязанности к детству до смелого взгляда в лицо боли, от улыбчивого новогоднего шума до медитативного одиночества. Эти тексты становятся ближе к прозе, диалогу, иногда к песне, но не теряют при этом поэтического дыхания.
2019-й — это год новых встреч и прощаний: в стихах живут друзья, которых не вернуть, и любовь, которой уже не коснуться, но память о ней оживает в каждой строчке. Автор экспериментирует с формой, вводит обращение к читателю, говорит «я» уже с большей уверенностью. Появляется гражданская лирика, звучащая искренне и небанально: «Храбрость», «Устав души», «Взрослым» — примеры этого внимательного взгляда на человеческую судьбу.
Любовная тема становится более многогранной: от «Свидания» с его кинематографической нежностью до почти сатирической «Истерички» — всё это проявления одной и той же жажды близости, понимания и признания. Не забыта и природа: образы дождя, снега, осени и моря здесь не просто фон, а эмоциональные резонаторы состояний.
Это стихи о том, как взрослеет душа, как осознаёт себя в переплетении воспоминаний, боли, радости и будущих мечтаний. Они не боятся противоречий, и именно в этом — их честность и сила.

Минутку друг, одну минутку,
Отдохнуть от ратных дел!
Где-то потерял я куртку.
Снег на улице поспел.
Быстро, быстро выбегаем!
В снег, снежки и кувырком!
Снежну бабу воздвигаем!
По носу попал снежком!
Все сумбурно, крик весёлый!
Быстро время пробежит!
Вот уже и год к нам новый
В шубе с Севера спешит!
Шум и гам, и снег пушистый…
Я с горы скатился вниз.
Ух, какой Васютка быстрый!
Всех догнал и, взявши приз,
Улыбнулся он по-детски,
Рассмеялся, пошутил…

Новые песни, концерты, задачи,
График, написанный не по часам.
Многим артистам можешь сдать сдачи,
Они не дотянутся даже к словам!
Но есть и те, к кому надо тянуться,
На шею залезть и держаться сильней,
Образно дать им немножко споткнуться,
Присесть, преклониться пред песней твоей!
Верю в тебя, ты добьёшься успеха!
Или успех добьётся тебя!
Знай, поражение тебе не помеха,
Вставай и сражай мягко, любя!

Остался год, и мы все разойдемся,
Остался год и детство улетит.
И через год мы взрослыми проснёмся,
А лодка наша только догорит.
Спасибо вам, мой класс, мои родные!
Спасибо школе и учителям!
Пусть не сотрут отрезки вековые
Все то, что дали вы нам, а мы вам.

От чего у собаки такие глаза?
От чего они грустью наполнены?
Кажется, скоро прольётся слеза,
Будто они уже сломлены.
Может быть это не их вина?
Наша… Что предавали!
Может быть это уже и цена…
Чтобы не забывали!

Я люблю этот мир, я люблю эту жизнь.
Принимаю плохое, охраняю хорошее.
Знаешь, ты просто со мною свяжись,
Чтобы стали с тобою на что-то похожие.
Нас люди меняют, мы меняем людей,
Плачем, смеёмся, горюем и трудимся.
Ты просто свяжи меня с жизнью своей,
Мы изменим себя и кем-то получимся.

Да Господи, делай что хочешь,
Я буду тебя любить!
Хоть завтра покраситься можешь,
Цвет кожи и глаз сменить.
Хоть завтра уедь за границу,
Скажу расстоянию нет.
Открою цветную страницу
И там напишу куплет.
Потом запою, сяду в поезд,
На лодку взойду, самолёт
И буду смотреть твои сторис,
Пока происходит полет.
Люблю тебя, этим все сказано,
Какой бы ты не была.
Душою с тобою связанны,
А внешность — поверь ерунда!

Линейные облака,
Покрашены в разный цвет.
Под ними струится река,
Дальше пестреет лес.
Иду одинокой дорогой,
Туда, где меня не ждут.
Туда, где от жизни строгой,
Все болеют и мрут.
Туда, где нужна моя помощь.
Туда, где я буду живой.
Туда, где услышав ропощь,
Явлюсь на подмогу любой.
Туда, где не прячутся люди!
Туда, где сердце живёт!
Туда, где нет «Дятлов Вуди»,
Но жизнь никогда не умрёт!